поэтому так дороги и сладостны те не частые мгновения, когда они рядом. Оттого все эти его торжественные утренние ритуалы… оттого так сладостны и нарочито долги мгновения завтрака… Очень часто он после завтрака садится спиной к изразцовой печи, она подсаживается к нему, утопает в нем, он накрывает их обоих тулупом и так они сидят… иногда долго, почти до самого времени ей уезжать… просто сидят, иногда не говорят ни слова… и это капли и секунды счастья, которые потом держат и греют ее весь день… Она иногда даже так засыпает у него на груди, укрытая тулупом и убаюканная его дыханием и треском печки, и просыпается только тогда, когда он бережно трогает ее а плечо и тихо, чуть ли не с дрожью в голосе произносит «Магдонька, родная, пора»…
Она конечно уже должна начинать думать о детях. У нее уже не остается так много времени. До знакомства с Войцехом, начавшая привыкать к одиночеству, она иногда даже испытывала потихоньку заявляющее о себе отчаяние, ей становилась все явственней возможность того, что она никогда не встретит мужчины, с которым решиться соединить судьбу и родить детей, что в конечном итоге она может так и не стать матерью… Это было бы ужасно, мысли об этом пугали и мучили ее… но вместе с тем, она понимала, что возможно так и будет, и что какой-то частью себя она уже готова принять такое развитие ее судьбы, потихоньку примиряется с подобной перспективой, и если сложится, найдет в себе для этого силы. Оттого встреча и близость с Войцехом стали для нее чуть ли не безумным всплеском в том числе и самых по-женски простых, уже затаившихся, притихших где-то в глубине нее надежд, планов на самое обычное, но в своей правде чудесное, как и ночь любви и искренности с любимым, женское счастье… Разница в возрасте никогда не ощущалась ею как помеха, и Войцех – глядя на него, с тулупом и пирогом на подносе, она в этом окончательно уверена – был бы прекрасным отцом. Он мог не решится на это, испугаться, что это отнимет у него возможность творчества… да, и это была серьезная проблема… Она поняла, что должна быть готова и к такому, и рано или поздно решить, что ей дороже – счастье близости с любимым, или бытовое, житейское счастье, которое может стать для этой близости крахом. Она не знала в точности, чем могла бы решиться такая ситуация, но навстречу таковой надо было в любом случае в отношениях с Войцехом пойти, потому что одно она точно знала – что никогда не принесет достоинство и свободу, жажду любить и быть любимой в жертву химерам «быта» и «женского счастья»… никогда не сойдется с не близким и не любимым во всей правде человеком во имя возможности иметь детей и будучи замужней, «соответствовать приличиям».. никогда не позволит власти и путам необходимости изуродовать ее мир, ее судьбу, ее отношения, ее душу. Либо правда любви и близости, какой бы она ни была, либо правда и чистота одиночества. Войцех – сорокалетний, горящий и живущий творчеством, способный взбелениться
