научную парадигму, вкупе с закулисными интригами в кандидатских кругах Академии скоро привели его к нервному срыву. Тогда он попробовал искать работу по специальности, затем – хоть как-то связанную с его специальностью, а после – хоть какую-нибудь. Уверившись, что филологи с кандидатской степенью в современном мире никому и нигде не нужны, он, непосредственно оказавшись перед перспективой голода и долгов, устроился в офис торговой базы товаров широкого потребления. Работа, которую ему поручили, была предельно проста.
– Да, вы не поверите. Карточки с характеристиками щёток для чистки обуви и тому подобной ерунды… Простой наборщик информации… Вот оно – единственное применение высшему академическому образованию, диплому, кандидатской степени. Двадцать лет учёбы. Чтобы заполнять карточки.
Морис удивился тому, что только сейчас обнаружил – или позволил себе обнаружить? – что работа ассоциируется у него раздражением, которое, впрочем, давно уже, после длительных раздумий об увольнении, колебаний и выстраданного решения ничего не менять (исходя из соображения, что «куда ни пойди – везде будет то же самое»), сменилось тупым отвращением к жизни, а затем – апатией. И только сейчас он осознал, что ненавистный офис был единственным местом, ради которого он выходил из дома.
– Это не жизнь, доктор. – Заключил Морис. – Вы можете спорить со мной, но это – не жизнь.
Доктор не спорил.
– Почему же вы не займётесь чем-нибудь другим?
– А чем, скажите на милость?! Все остальные специальности сейчас требуют знаний чёртовой меафизики и навыков работы с чёртовым ТРИПом.
– Знания можно получить.
– И вы представляете, как я буду выглядеть на курсах? Нет уж, спасибо. Да и вряд ли я смогу усвоить всё это. Мне тридцать шесть, и я уже не молод…
– Вы ведь когда-то хотели писать, не так ли?
Морис почувствовал, как к горлу подступает горечь.
Морис вырос среди книг, «книжный ребёнок», влюблённый в словесность. Ещё в детстве мечтал сам стать писателем и когда-нибудь поставить свой собственный томик на полку. Но печатные книги ушли в прошлое вместе со всеми остальными вещами, когда-то такими привычными и знакомыми, – полными толчеи супермаркетами, бумажными деньгами, почтовыми открытками, школьными учебниками… Всё это навсегда осталось в недосягаемой стране его детства – там, где всё ещё было как надо, там, где он был счастлив. Там, где он всё ещё любил свою мать.
– Писать? Вы шутите. Литература умерла.
В юности, в годы студенчества, он писал стихи, участвовал в литературных кружках и даже подумывал взяться за роман. Однако сейчас Морис уже давно ничего не сочинял. Зачем?..
– Литература умерла, – повторил Морис. – Осталась мемобиблиотека произведений
