я держался того мнения, что критика художественных произведений должна быть не публицистическою, а философскою, – должна опираться на твердую систему философских понятий известного идеалистического типа. Внимательное исследование русских критиков…с первых ее проблесков до ее современных представителей, привело меня к убеждению, что художественная русская литература до сих пор не нашла себе истолкователей, которые стояли бы на высоте этой трудной и чрезвычайно важной задачи. Искусство шло в России своими самобытными путями, независимо, а часто и в глубоком противоречии с поверхностными умственными течениями»[213].
В диссертации А.В. Быкова концепция книги Волынского определена как «русская критика против русской литературы», она во многом предвосхищает концепцию И.В. Кондакова (в его книге «Введение в историю русской культуры» есть раздел «Борьба литературной критики с литературой в русской культуре»)[214].
Известно, что в отзывах на книгу Волынского преобладали суждения отрицательные и негодующие (М.А. Протопопов, А.М. Скабичевский, Г.В. Плеханов, М.О. Меньшиков)[215]. Особенно бестактны были статьи Буренина, издевающегося над еврейским происхождением критика[216]. Идеалистическая точка зрения, с которой вел разоблачение Волынский, казалась дикой. Кроме того, вызывал насмешки и излишне возвышенный (порой до вычурности) стиль. Г.В. Плеханов в цикле статей «Судьбы русской критики» (1897) писал, что г. Волынский не говорит иначе, «как с ужимкой, и притом с какой-то крикливой, истерической ужимкой»[217]. По определению Плеханова, Волынский «“чинит суд и расправу” над своими предшественниками в области литературной критики». Хотя Волынский «взялся показать нам главнейшие моменты в истории развития русской критики, но у него вышло, что никаких “моментов” у нас не было, а был один хаос, были одни сплошные заблуждения, черная туча которых росла все более и более, все мрачнее и мрачнее облагая и без того уже неясное русское небо, пока не явился, наконец, наш критический мессия и не воссияло над нашей землей яркое солнце разума в лице г. Волынского. Появление г. Волынского составляет, таким образом, первый “момент” в истории русской мысли»[218] – трудно не увидеть в этой оценке Плеханова пародийное следование стилю Волынского, к тому же, возможно, здесь содержится и отсылка к статье Розанова «Три момента в развитии русской критики». Определяя, какой должна быть критика, Плеханов считает, что она должна «опираться» прежде всего на историю, а «истинно философская критика является в то же время истинно публицистической». По мысли Плеханова, Волынский не учел того обстоятельства, что «есть эпохи, когда не только критика, но и само художественное творчество бывает полно публицистического духа», это неизбежно в переходные общественные эпохи.
Приняли книгу очень немногие. В.В. Чуйко неоднократно защищал Волынского, отметив полноту
Волынский А.Л. Указ. соч. С. II.
Правильнее будет сказать, что Кондаков возрождает на новом этапе истории культуры «старую» концепцию Волынского.
Плеханов Г.В. Судьбы русской критики // Новое слово. 1897. № 4. С. 63–92; Протопопов М.А. Критик-декадент // Русская мысль. 1896. № 3. С. 153–175; Скабичевский А.М. Литература в жизни и жизнь в литературе // Новое слово. 1896. № 3. С. 94–117; Меньшиков М.О. Критическое декадентство // Меньшиков М.О. Критические очерки. Т. 2. СПб., 1902.
Буренин В.П. Критические очерки // Новое время. 1893. № 6305. С. 2; № 6326. С. 2.
Плеханов Г.В. Эстетика и социология искусства. Т. 2. М., 1978. С. 371.
Там же. С. 384.
