во второй половине 1890-х – начале 1900-х годов) показало, что и сам автор манифеста не во всем следовал им же самим предначертанным принципам. Упрекая русскую критику в утилитаризме, преобладании публицистики, сам Мережковский был ярым общественником и писал не только о художественном мире, например, Толстого или Достоевского, но и «по поводу» произведений Толстого или Достоевского. Но в целом тенденцию развития русской критики начала XX в. он предугадал верно[192].
А.Л. Волынский, откликаясь на выход книги Мережковского (Северный вестник. 1893. № 3. С. 108–141; в книгу «Русские критики» материал вошел отдельной главой «О причинах упадка русской критики»), заявил, что русская литература «не имела своих достойных истолкователей, своих критиков, способных разнести по всему необъятному пространству России свет, который хранится в созданиях ее поэзии». Именно в этой статье впервые А. Волынский скажет о недостатке у Белинского «необходимых философских идей, без которых критика не может совершить всего, что для нее предназначено», хотя еще в «Литературных заметках» 1891 г. заступался за Белинского: «О Белинском у нас в последнее время говорится много необдуманных вещей. Белинский – лучший критик, еще никем не заслоненный в нашей литературе. В нем были все элементы, делающие человека выдающимся писателем: эстетический вкус, аналитическое дарование и вечно живое чувство любви к людям, к правде. Так не издевайтесь же над славною памятью великого человека. Не раздувайте мыльных пузырей»[193].
В критических заметках до полемики с Михайловским он, как показал П.В. Куприяновский, «почти ничем не отличался от представителей предшествующей народнической критики того времени и вращался в круге тех же самых идей, что и они»[194]. Тем не менее, именно Волынскому суждено было стать автором наиболее пристрастной интерпретации русской критики XIX столетия[195]. Е.В. Иванова говорит о бурных проявлениях общественного негодования по отношению к книге Волынского в письмах, анонимных угрозах и приводит свидетельство Л.Я. Гуревич: «Я видела женщин, которые рыдали, говоря о книге Волынского: “Он отнимает у нас самое дорогое! Это все равно, как если бы он доказывал, что отец и мать наши были ничтожествами”» (ЦГАЛИ. Ф. 131. On. 1. Ед. хр. 56. Л. 140)[196].
В отличие от Розанова и Мережковского, он скажет о «вечном разладе» между русской поэзией и русской критикой: «если первая создана совокупностью всех творческих сил русского общества, то вторая явилась результатом очень скудного запаса образования, крайне узкого, одностороннего развития, которое не шло никогда дальше ординарных, буржуазных взглядов и требований». Дальнейшее течение конфликта литературы и публицистической критики Волынский излагает почти так же, как и его предшественники, только усиливая сказанное ими: «Отсюда получилось следующее: все, что было в России талантливого, оригинального, шло всегда вразрез с русской публицистической критикой, не слушая ее советов, не поддаваясь ее разрушающему воздействию.
О связях теории субъективно-художественной критики Мережковского с идеями Розанова см.: Коптелова Н.Г. Проблема рецепции русской литературы XIX века в критике Д.С. Мережковского (1880–1917). Кострома, 2010. С. 7–12.
Северный вестник. 1891. № 1. С. 150.
Куприяновский П.В. «Оглядываюсь на прошлое…»: журнал «Северный вестник» 1890-х годов и его литературная позиция. Воронеж, 2009. С. 71.
О трактовках Волынского будет рассказано в гл. 6.
Иванова Е.В. «Северный вестник» // Литературный процесс и русская журналистика конца XIX – начала XX века. 1890–1904. Буржуазно-либеральные и модернистские издания. М., 1982. С. 98.
