«безусловное господство публицистической критики и полнейшее отсутствие критики эстетической или художественной». «Эстетическая критика умерла у нас вместе с Эдельсоном; философская – вместе с Ап. Григорьевым; что же касается “художественной”, то ее… никогда у нас не было», но кризисное состояние критики, по убеждению В.В. Чуйко, будет преодолено: она «окончательно не погибнет», «завоюет себе почетное место в русской литературе, отказавшись от роли, не принадлежащей ей и, обосновав свои выводы более серьезным, философским образом»[163].
Уже в отклике на появление журнальной публикации работы В.В. Розанова «Легенда о Великом Инквизиторе Ф.М. Достоевского» М. Южный, отмечая поворот Розанова к новому типу критики, говорит об упадке именно художественной критики. А в связи с этим, во многом предваряя выступления А. Волынского против русских критиков, дает оценку Белинского и его значения в русской критике. В Белинском он видит «родоначальника Добролюбова, Писарева». Поэтому «как бы высоко даже ни ценили мы этого во всяком случае замечательного и дорогого нам критика, несомненно, что не в нем идеал художественной критики»[164]. М. Южный напоминает о «литературно-философской» традиции русской критики (упоминает И. Киреевского, Ап. Григорьева).
Поэтому в литературных спорах конца 80-х – начала 90-х годов слово «кризис» – одно из устойчивых в лексиконе критики и публицистики того времени – раздается и в адрес самой критики.
Вместе с тем, возникавшие на протяжении 1890–1910-х годов (мы видим, по крайней мере, три временных узла – начало 1890-х, вторая половина 1900-х и 1910-е годы) споры о кризисе критики не были случайными, а всякий раз порождались имеющим место кризисом в самой критике, когда старая модель критики становилась тормозом в ее развитии, экспансией науки (литературоведения) и стремления потеснить критику, а также неудовлетворенностью художников и читателей по отношению к действительному состоянию этого вида деятельности.
Как это нередко уже было в переломные моменты истории литературы, современники обычно обращаются к оценке положения и роли критики.
В начале 1890-х годов возрождаются былые смысловые клише («у нас нет критики», «критика – виновница упадка литературы»). Репутация критики и критиков в глазах художников доходит до низшей точки и даже находит отклик в художественной прозе. З. Гиппиус в рассказе «В Москве» (1891) передает оценку современного состояния критики через диалог героини, живущей в Москве, с героем – студентом, приехавшим из Петербурга. Он приносит ей книги для «развития» – Спенсера и Милля. Героиня не согласна с Миллем, но пока не может выразить, почему. Вот размышления героя:
«Дурак я, – подумал Новоселов. – Сразу ей чуть не Канта преподнес. Она, может, кроме Писарева, никого и не читала…»; и ответ героини: «А современную литературу я не люблю, – продолжала Алевтина. – Жидко. Критики, например? Где у нас Добролюбовы, Белинские? Просто не стоит читать журналы»[165].
Наблюдатель. 1887. № Ю. С. 205. 209.
Гражданин. 3 мая 1891. № 121. С. 4.
Гиппиус З.Н. Собр. соч. Т. 4. М., 2001. С. 122.
