контекст рассказа «Пламень небесный» закодирован. Кроме выявленных смысловых параллелей, заглавие и цитаты, представленные в рассказе, отсылают к текстам А.С. Пушкина, М.Ю. Лермонтова, Дж. Байрона. Упадническое умонастроение главного героя, сбившегося с ритма настоящей жизни, близко декадентскому мироощущению.
«Пламень небесный», в котором К.Н. Батюшков видел поэзию, входящую в состав души человека, олицетворяет тоску по гармоничной жизни.
«Другие времена», – произносит скульптор, цинично рассказывающий лживую историю о присвоении Коробейниковым его рукописей, резюмируя сказанное словами «Бог простит, а я простил», но среди присутствующих нет верующих. Ольга Михайловна не желает прощать «гнусного» Коробейникова. Болезнь, по ее мнению, это «пламень небесный», наказание свыше за совершенную подлость. Узнав, что весь рассказ ее друга Дмитрия Ильича о «воровстве стихов» шутка, она все равно желает Коробейникову смерти: «Вот так. И всем будет спокойнее». Выстраивая незатейливую теорию о небесном наказании, персонажи рассказа, проклиная «подлеца», как «честные» люди, ждут закономерного финала. Это не означает, что Т.Н. Толстая пишет о постепенной, но закономерной гибели, исчезновении мира. Автор различает двоякую полярную данность жизни: А1) «милый человек» Коробейников, приносящий в дом «кусочек природы», А2) муж-материалист Ольги Михайловны, сводящий «мечту прогрессивного человечества к какой-нибудь какашке» и В1) гнусный, желтый, черный, волочащий ноги Коробейников, несущий поганый гриб, В2) Дмитрий Ильич, обнимающий Ольгу Михайловну в березовом лесу. Театрализованное Т.Н. Толстой саморазоблачение всех без исключения героев рассказа свидетельствует о переоценке жизненных ценностей, о кризисе гуманистической культуры. «Нет, я не Байрон, я другой», – восклицает Дмитрий Ильич, отнюдь не имея в виду размышления поэта. Авторское упоминание романтика актуализирует поэтические строки: «В душе моей как в океане/ Надежд разбитых груз лежит./ Кто, может, океан угрюмый?/ Твои изведать тайны, кто/ Толпе мои расскажет думы?/ Я – или Бог – или никто!»
З.Н. Гиппиус, характеризуя состояние культуры в России того времени, указывала на кризис религиозных постулатов жизни, разрушение идеалов «золотого века» и описывала нарушения жизни в «Литературном дневнике» (1908). Художник слова, по ее мнению, должен активно вмешиваться в жизнь, радикально изменяя сложные общественные отношения. Мотив человеческой ссоры[30] звучит в «Походных песнях» петербургской Кассандры, вошедших в сборник «Стихи: Дневник 1911–1921»: «И пусть вины своей не знаем,/ Она в тебе, она во мне;/ И мы горим и не сгораем/ В неочищающем огне». Так З.Н. Гиппиус экспрессивно комментирует события гражданской войны. В тексте Т.Н. Толстой нет декадентских призывов. Разрастающийся до вселенских масштабов пессимизм, безграничная скорбь, бесконечная тоска одолевают
Захаров А.Н. О поэтическом мире Зинаиды Гиппиус // Российский литературоведческий журнал. 1994. № 5–6. С. 65.
