облагороженной дорогой: её вымостили булыжником, который поблёскивал глянцевитой чернотой на рассвете и окроплялся небесной кровью на закате. На лицо незнакомки, напевающей за делом какую-то песнь, бросал тень капюшон, ниспавший на её лоб лиственным пологом. Пушистая метла, сплетённая из верёвки и засушенной полыни, скользила по гладким камням, и из-под неё сизыми облаками вылетала пыль.
Когда ветер махнул рукавом и поднял сероватую россыпь с земли, Джейн не сдержалась и чихнула. Пыль нещадно щекотала её нос.
– Как пыльно, – заключила она полушёпотом, понадеявшись, что её тихое возмущение оставят без внимания.
Но она запамятовала, что шла в сопровождении существ, обманчиво похожих на простых людей. Их слух и нюх были так же остры, как у животных, чьим домом была лесная глушь.
– Не пыль это, – с неожиданной радостью пояснила Пурга, тряхнув гривой белых, будто присыпанных мелом волос. На её бескровном лице проступил весёлый румянец, сгладивший углы алебастровых скул. – А пепел.
Джейн вопросительно изогнула брови, поперёк её лба пролегла морщинка, выражающая крайнюю степень озадаченности, и быстро разгладилась, не оставив на юной коже и следа. С первых дней своей жизни Йенифер любила хмуриться, отчего по прошествии многих лет выше её носа обещала появиться неглубокая линия. Она подчеркнула бы непримиримый и капризный характер, но до внешних преображений, вызванных зрелостью, девочке было очень и очень далеко. Она находилась в начале своего жизненного пути, у истоков своих мотивов и побуждений. Судьба переломилась, как прут, согнутый резко, до самого хруста. И что-то точно так же щёлкнуло у Джейн в голове.
– Точно. Неделя до пришествия осталась, – Зарница остановилась, широко раскинув руки, и взмахнула клюкой.
Её расщеплённым концом она начертила в воздухе какой-то символ, который тут же перечеркнула, резко опустив изогнутый жезл вниз.
– Совсем стара я стала, ежели о таком позабыла. Совсем негодна стала, совсем… – сбивчиво запричитала шаманка, растягивая окончания слов. Её глухой старушечий голос сделался неприятно звонким и скрипучим. Натужным. Казалось, что Зарница выдавливала глоткой безутешные изречения и порой гаркала, как хищная птица.
Смоль закатила глаза, Пурга посмеялась в кулак.
– Посторонись, Болотина, – рявкнула Зарница, коснувшись сухощавой дланью плеча женщины, метущей сор, и приблизилась к дверям.
Она занесла свободную руку и постучала четыре раза. Громко, с промежутками в несколько секунд. Затем шагнула назад, обернулась на Болотину, встрепенувшуюся от неожиданности. За делом погрузившись в свои мысли, она не обращала внимания на то, что происходило вокруг. Её глаза, вправду затянутые илом и зелёноватой тиной, беспокойно забегали по сосредоточенным лицам охотниц. Не сразу Болотина заметила девочку, совершенно ей незнакомую. Увидев её, она ахнула, разлепив
