детской ладошки.
– Ты что стоишь? Садись уже за стол, – кивнув подруге, Пурга расплылась в зубоскалой улыбке и поёрзала на стуле, устраиваясь поудобнее. Белый хвост высунулся из-под крепкого бедра и шевельнулся.
– Спина затекла, – прогнув хребет, Смоль хрустнула поясницей и ойкнула от жара, сковавшего мышцы. – Постою чуток, потом сяду.
– Ага, а чай разливать я буду, – озарившись полумесяцем широченной улыбки, Пурга прыснула смешком в кулак и поднялась на ноги.
Шерсть на её хвосте, растущая клочками, лоснилась и сверкала, как бледноликая луна, посеребрившая перистые облака своим свечением.
На дряхлом комоде, оскалившем зубы выдвижных ящичков, стояло жалкое подобие чайника: ржавая конструкция, по форме напоминавшая колодец, не внушала доверия. Оранжевые пятна покрывали её бока и завитые кверху ножки, красноватой плесенью цвели на днище и сдавленной крышке. Под странным приспособлением горела плоская и низенькая лампадка, слабый жар которой кипятил воду в ёмкости, водружённой на резной треножник.
Пыхтящий чаевар – именно так Пурга назвала это отродье кузнечного ремесла – был надёжным и простым в своём устройстве, но воду в него приходилось наливать заранее. В котелке, подвешенном над пылающим пламенем, кипяток сделался бы быстрее, но в очаге варилась похлёбка. Да и Пурге очень нравилось металлическое чудо-юдо, радушно преподнесённое ей в качества благодарности. Однажды она помогла кузнецу словить волка, под покровом ночи наведшего беспорядок в его мастерской. Чаевар был платой за ценную услугу.
– Ну и надымил же он, – запричитала Пурга, окружив пышущее жаром нечто кружками.
Придержав дно кипятильника рукой в тряпичной прихватке, она неторопливо наклонила горлышко чаевара вперёд и разлила горячую воду по деревянным чашкам.
Из-за спины Пурги не было видно, что она так старательно крошила, бросала и выдавливала, свободной рукой роясь в походных мешочках. Они лежали в верхнем ящике видавшего виды комода и были полны лесных трав.
– Чай у неё всегда восхитительный получается, – нагнувшись к Джейн, доверительно прошептала Смоль. – Но порой лучше не знать, что она заваривает. Спать крепче будешь, – она озорно подмигнула и выпрямилась, размяв уставшие плечи.
– Я всё слышу! – с наигранным возмущением отозвалась Пурга и улыбнулась, постучав ложкой по краю чашки. Она шевельнула ушами, показав, что всё время держала их востро.
Тишину нарушил звонкий девичий смех, который стрелой взметнулся ввысь и, ударившись о потолок, рассыпался. Джейн испугалась своего же смеха: она ойкнула, ошеломлённо прикрыв рот ладонью, и сникла, вспомнив, что причин для радости у неё нет. Тучное тело грусти разбухало, поглощая всё и вся, а секундные проблески весёлости и надежды были пылью, пущенной в глаза.
Кружка, опустившаяся прямо перед носом, отвлекла Джейн от удручённых мыслей.
– Спасибо, –
