её взгляд произнёс Пётр. – Митрич часто здесь работал по утрам. Говорил, свет особенный.
София повернулась к морю и невольно задержала дыхание. Отсюда открывался совсем другой вид – бескрайний, пронзительный до боли в груди. Море сливалось с небом у горизонта, создавая все мыслимые оттенки синего. Солнце, поднявшееся уже достаточно высоко, расчерчивало водную гладь длинными дорожками света, похожими на дороги в никуда.
– Потрясающе… – Выдохнула она, доставая скетчбук.
– Подождите минуту. – Пётр открыл термос и налил в две видавшие виды эмалированные кружки дымящийся напиток. Одну молча протянул Софии.
Она осторожно принюхалась – травяной чай, пахнущий мятой и чем-то неуловимо знакомым из детства.
– Чабрец, мята и шиповник – местные травы. От них просыпаешься лучше, чем от любого кофе.
София сделала глоток. Чай приятно обжёг горло, по телу разлилось тепло. После прохладного подъёма это было очень кстати.
– Смотрите туда. – Пётр кивнул в сторону моря.
София перевела взгляд и едва не расплескала чай. Из воды, прямо на солнечной дорожке, начали выпрыгивать дельфины. Их гладкие тела взлетали над волнами, оставляя за собой фонтаны брызг, искрящиеся в утреннем свете.
– Как… – она запнулась, не находя слов.
– Обычное утреннее представление. – В его голосе слышалась улыбка. – У них тут охотничьи угодья. Загоняют косяки ставриды к берегу. Местные рыбаки даже время по ним сверяют.
София торопливо открыла скетчбук. Карандаш заскользил по бумаге, пытаясь ухватить эти мгновения движения. Она не стремилась к точности – хотелось передать саму суть, энергию момента, ту невероятную свободу, с которой дельфины резвились в волнах.
– У вас хороший штрих. – Заметил Пётр, мельком взглянув на рисунок. – Уверенный.
София замерла, карандаш дрогнул в руке. Слова "хороший штрих" эхом отозвались в памяти – но совсем другим голосом, злым, презрительным: "Какой, к чёрту, штрих? Мазня какая-то! Ты же женщина, рисуй что-нибудь нежное, акварельное…"
Она непроизвольно сжалась, втянула голову в плечи. Перед глазами всплыла картина – разорванные рисунки на полу мастерской, осколки любимой кофейной чашки, побелевшие от напряжения костяшки пальцев Андрея…
– Простите, если сказал что-то не то, – голос Петра вернул её в реальность. В нём не было ни жалости, ни навязчивого участия – только спокойное понимание. – Вы здесь, на маяке. В безопасности.
София медленно выдохнула, разжала побелевшие пальцы. Карандаш оставил на бумаге резкую чёрную линию – неожиданно точную, словно прорезавшую бумагу.
– Простите… – Пробормотала она, не поднимая глаз. – Я…
– Не нужно извинений. – Спокойно ответил Пётр. Он по-прежнему смотрел на море, давая ей возможность прийти в себя. – У каждого свои причины искать тихие места.
В его
