Плеханова [209], Э.Л. Радлова [228], К.Д. Кавелина [121] мы находим позицию отрицания такового. Так, К.Д. Кавелин писал по поводу особенностей философского устремления русского разума: «Мы, русские, до сих пор не имеем философии и очень мало о ней заботимся» [121, с. 267].
На наш взгляд, столь разноплановый разброс мнений по одной проблеме вызван разной методологической основой исследователей. Методологический подход, основанный на понимании философии как чисто или прежде всего рационального знания (например, «европоцентризм»), приводит к отрицанию философских поисков истины в России. Методологический подход, признающий иные формы философствования, базирующиеся не только на разуме, приводит к признанию оригинальной, самобытийной, может, даже уникальной русской философии и побуждает не просто к ее отрицанию, а к исследованию ее особой сущности через особое бытийствование.
На наш взгляд, большую роль в сохранении статуса русской философии сыграли ее оценки такими видными участниками философской полемики XIX в. в России, как Н.Н. Страхов [269], П.Е. Астафьев [10], В.И. Несмелов [183]. Утверждая наличие философской способности и философии у русского народа, П.Е. Астафьев писал: «Если нет и не может быть русской национальной философии, то нет и не может быть и русского национального самосознания, ибо философия, в отличие от знания предметов, есть именно самосознание целого духа» [10, с. 23].
Так и мы пытаемся осмыслить проблемы и особенности русской философствующей мысли как стремящейся к нравственно-экзистенциальной истине, скорее основанной на эмоциональном, чувственном, чем на рациональном ее постижении. Одна из важнейших отличительных черт, которая выступает одновременно и ее традицией, — это сам способ постижения истины русскими любомудрами, который заключается в углублении в нравственные проблемы, во всегдашней опоре на моральную сторону и сущность самой истины. А так как мораль — феномен сознания (хотя для русской философии это прежде всего панкосмический феномен Логоса), то отечественная философская мысль, основанная преимущественно на православном видении мира, сформировала в своих идеях особую, как мы полагаем, форму феноменологии. При этом надо отметить, что на этом факте субъективно не фокусировалось сознание практически ни одного мыслителя. Эта особенность философии у русских мыслителей сложилась объективно — не осознанно, что ярче всего проявляется в работах наших средневековых «книжников»: описание собственного (иначе и быть не может, так как даже вербализованные, описанные чудеса, аскетизм и т.п. производят при прочтении текста или его прослушивании у реципиента именно свой, субъективный религиозный опыт) опыта, который не опосредован силлогизмами.
Последнее делало этот опыт более доступным для других, особенно необразованных людей. При этом объективно обращаясь к феноменам сознания, философ приходил к предельно углубленному (саморефлексивному) постижению экзистенциального бытия. Правда, нельзя
