встречаться и общаться с представителями противоположного пола. Стили танцев не имели особого значения; можно было спорить на тему того, какой танец сексуальнее – вальс или turkey trot, но в любом случае приличные юные барышни приходили на танцы без надзора со стороны семьи. В прежние времена родители строго следили за тем, чтобы девушки танцевали на каждом балу с несколькими разными партнерами, так же как в 1950-е гг. они станут пытаться воспретить своим дочерям заводить прочные отношения. В описываемое время женщины стали ходить танцевать со своими бойфрендами и даже с незнакомцами. Как клубы с танцевальной площадкой, так и полноценные танцевальные залы, которые начали открываться в 1910-е гг., часто пускали женщин за уменьшенную плату, а то и бесплатно, исходя из предположения, что их присутствие привлечет мужчин. Среди девушек стало обычным делом ходить на танцы группой, приглядывать друг за другом и придавать друг другу храбрости. В Нью-Йорке они могли подать знак, что заинтересованы в знакомствах, начав танцевать вместе, ― после чего, как ожидалось, двое мужчин должны подойти и «разбить» пару[227].
На свет рождались пугающие истории, в которых подобные женщины описывались как неизбежное зло на пути от «Танцзала к белому рабству», как гласил заголовок популярного в то время текста[228], однако большинство членов реформистских организаций признавали, что даже в самых грязных танцевальных залах можно отыскать множество приличных молодых людей. Джейн Аддамс, одна из самых известных чикагских антитанцевальных активисток, описывала «большое число молодых людей, самым очевидным образом честных деревенских молодых парней, которые стоят здесь, лелея тщетную надежду познакомиться с какой-нибудь „милой барышней“. Они с нетерпением оглядывают ряды девушек, многие из которых пришли в зал, движимые той же острой жаждой удовольствия и социального взаимодействия, которую испытывают одинокие молодые люди». И, несмотря на все опасности, «иногда подходящие юноша и девушка встречают друг друга в этих танцевальных залах, и роман, который начался так безвкусно, заканчивается счастливо и благоразумно»[229].
Аддамс писала свой текст в 1909 г., когда сказанное ею было еще довольно радикальной идеей. Перемены, случившиеся в 1910-е гг., особенно в области социальных свобод для женщин, произвели грандиозные потрясения в американской музыке и культуре. Публичные танцы пришли вместе с борьбой за выборные права женщин и средствами контрацепции, – все это были скандальные вещи, которые мы теперь принимаем как должное. И, подобно средствам контрацепции, перемены в области танцевальных ритуалов оказали влияние не только на молодых незамужних женщин, но и на семейные пары. Сегодня некоторые авторы обвиняют поколение бэби-бумеров[230] в нежелании взрослеть, словно это какое-то небывалое дело, однако то же самое обвинение уже предъявлялось в 1910-е гг. танцорам фокстрота средних лет и будет предъявляться вновь и вновь, по мере того как с помощью Артура Мюррея[231] наследники их вместе с новым поколением
Peiss,
H. W. Lytle and John Dillon,
Jane Addams,
Бэби-бумеры (
Артур Мюррей (Arthur Murray, 1895–1991) – танцор и бизнесмен, построивший сеть танцевальных залов, носящих его имя. –
