вопроса о соотношении научной и естественноязыковой (наивной) картин мира Й.Л. Вайсгербер не доходит до их отождествления, но вместе с тем не может отказаться от идеи о том, что в родном языке заложена сила, которая самым существенным образом воздействует на человеческое сознание во всех сферах духовной культуры, в том числе и в области науки [Вайсгербер 1993: 174].
Исследования многих ученых в этом направлении базируются на противопоставлении научных и обыденных/бытовых понятий. При этом часто постулируется изоморфизм обыденных понятий и значений слов [Бережан 1976; Горский 1958; Левковская 1962; Серебренников 1988 и др.]. В данных концепциях используется следующая терминология: сокращенные названия [Комлев 1969], бытовые, обиходные, обыденные понятия [Горский 1958; Звегинцев 1968; Левковская 1962], повседневные широкие понятия [Горский 1958], наивные понятия [Апресян 1995; Новиков 2001; Серебренников 1988], языковая семантика (в противовес научной, определяемой как неязыковая) [Бережан 1976]. Общей чертой данных концепций является интерпретация значения как «наивного понятия», отражающего некоторую «языковую» (сокращенную, негносеологическую и т. д.) картину мира.
А. Вежбицкая констатирует, что апелляция к наивным понятиям происходит не потому, что мы невежественны, а потому, что в процессе классификации мы подсознательно уделяем внимание особенностям и сходствам, которые бросаются в глаза и отвечают нашим интересам (ср.: для ученых тыква, огурцы, фасоль – фрукты, а апельсин и лимон – ягоды, для обыденного сознания соответственно овощи и фрукты). Вместе с тем большинство людей имеет представление о научном определении и чувствует разницу по сравнению с обыденным [Wierzbicka 1985: 26].
«Наивная картина мира» как факт обыденного сознания воспроизводится пофрагментно в лексических единицах языка, однако сам язык непосредственно этот мир не отражает, он отражает лишь способ представления (концептуализации) этого мира национальной языковой личностью [Wierzbicka 1980: 50; Почепцов 1990], и поэтому выражение «языковая картина мира» в достаточной мере условно; образ мира, воссоздаваемый по данным одной лишь языковой семантики, скорее, карикатурен и схематичен, поскольку его фактура сплетается преимущественно из отличительных признаков, положенных в основу категоризации и номинации предметов, явлений и их свойств, и для адекватности языковой образ мира корректируется эмпирическими знаниями о действительности, общими для пользователей определенного естественного языка.
И.А. Стернин полагает, что в значении, представляющем собой отражение действительности, нет ничего «наивного». Оно воспроизводит тот уровень познания предмета, который достигнут общественным сознанием на современном этапе, и концепция наивных понятий исходит из ошибочного тезиса о том, что между мышлением и действительностью стоит промежуточный мир – языковая семантика, языковая картина мира [Стернин 1985: 24]. Против концепции наивной картины мира выступают также Р.А. Будагов [1976], В.Г. Колшанский [1975], Р.И. Павиленис [1986].
Некоторые
