больницы привлекли стихи, свидетельствующие о незаживающей душевной ране при всем внешнем благополучии. Колыма Шаламова – не просто ад, но ветхозаветный Шеол, «долина смертной тени» (Пс: 22, 4), в котором пребывали души всех умерших (Иез.: 31, 16–18), независимо от степени личной вины [10, 31]. Впрочем: «О вине в лагере и не спрашивают ни начальство, ни соседи, ни сам арестант», – замечает писатель (4, 257).
Далее. Экзистенциалисты к базовым эмоционально-психологическим состояниям человека относят состояние страха. «Страх и трепет» – название экзистенциалистского трактата С. Кьеркегора (1843), в котором детально описываются переживания человека-маргинала, находящегося в перманентном состоянии апостасии (богооставленности). Эти два понятия, но уже в контексте, далеком от религиозных ассоциаций, присутствуют в рассказе Шаламова «Букинист». Здесь к тому же дается метафорическое подразделение следователей на «физиков» и «химиков». «Физики» считали наиболее эффективным средством «обнажения нравственного начала мира», подлой человеческой сути «сокрушение ребер», «топтание каблуками» и прочие зубодробительные методы. Действительно (соглашается повествователь):
«Под палкой изобретали, открывали новое в науке, писали стихи, романы. Страх побоев, желудочная шкала пайка творили большие дела» (1, 384). Но в постановке «открытых процессов» 1930-х годов первая роль отводилась все же «химикам-фармакологам»: только они с помощью психотропных средств могли поставить «кровавый театральный спектакль», приводивший «в трепет все человечество» (1,284).
Поистине: страх и трепет – двигатели истории. И они же неизбежные спутники тех, кто обречен на постоянное пребывание в толпе. «Ужас уводит у нас землю из-под ног», возникает «провал сущего», человек «ускользает» от самого себя – все это, по утверждению М. Хайдеггера, – сопровождает процесс растворения личного «я» в массовом «мы»: «Жутко делается <…> не “тебе” и “мне”, а “человеку”» [19, 30]. И в этом отношении «Колымские рассказы» также могут служить вполне адекватной иллюстрацией экзистенциальных умозаключений. «Страшная вещь – толпа», – скажет потом писатель, имея в виду массовое возрождение первобытных инстинктов (5, 319).
Процесс массовизации жизнедеятельности человека в XX в. разрабатывался многими философами и социологами неклассической направленности. Особое значение в этом отношении имеет популярнейший на Западе трактат «Масса и власть» Элиаса Канетти (1962).
«Схватить столетие за горло <…>» – так формулировал он свою задачу [12, 290]. На первый взгляд, Канетти оперирует материалом, далеким от современности, обращаясь то к жизни австралийских аборигенов, то к истории древнейших восточных деспотий. Однако западными читателями авторские сентенции менее всего воспринимались и воспринимаются по сей день как экзотическая архаика, а сам автор не только не скрывал, но и преднамеренно подчеркивал острую актуальность своих наблюдений и выводов. Актуальны они и в аспекте
