«наших нигилистов» (среди которых время от времени фигурирует имя автора этих строк)»97, намекая на свой личный творческий статус, а А. Немзер акцентирует: «Я знал (или скорее чувствовал)… мне, среднему гуманитарию “советского разлива”, будет жить трудно»98. Л. Баткин, предваряя свою статью, посвященную И. Бродскому, упоминает о своем профессиональном статусе: «Пусть будут впрямь полудилетантские заметки читателя. Какое облегчение для меня, историка-профессионала! Отдохновенная, блаженная прихоть»99.
Выведение собственной позиции, актуализация ее. Здесь мы имеем в виду только те случаи, когда авторская позиция не просто заявлена (что предполагает критика), а демонстративно подчеркнута. Так, А. Агеев пишет: «Несмотря на то, что в своей статье я отчаянно утрировал и даже нарушал кодекс либерального поведения, порицая одних за то, что они делают, а других – за то, чего не делают, я склонен скорее примириться с ситуацией, нежели пытаться ее волюнтаристски “формировать”»100. Обращает на себя внимание не столько вербализация автором собственных задач данной работы, сколько количество местоимений с указанием на субъекта речи. Часто критики сознательно акцентируют внимание на том, что высказываемая далее идея, мнение, впечатление принадлежит именно им. Так, например, Н. Иванова в статье «Возвращение к настоящему» заявляет: «Поэтому заранее хочу оговорить свою симпатию ко всему из того высказанного тогда в ЦДЛ… <…> Можно как угодно относиться к поэзии революционного романтизма (мне, например, она абсолютно чужда…)»101.
Выделение себя из референтной группы, противопоставление чужого и своего мнения. Этот способ субъективации обнаруживается в тех случаях, когда критик сначала вводит «чужое» мнение (своего рода, контекст): высказывание другого критика/группы критиков, традиционное мнение/мнение большинства, а затем с помощью противопоставления или без него озвучивает собственную позицию.
Нередко противопоставлению «чужого» – «своего» сопутствует ирония, иная эмоциональная оценочность. Так, М. Липовецкий («Совок-блюз») воспроизводит логику поведения разоблачителей литераторов-шестидесятников: «Вот он наш совок-блюз – найти крайнего, найти виноватого! И самый кайф, если этот “крайний” не одиозен, как КГБ или КПСС, а как бы даже авторитетен. Нашли: А теперь – ату его!» И затем признание: «Смущают меня, признаюсь, эти попевки»102.
Вариант названного нами приема – моделирование возможных вопросов (критиков, читателей), собственных вопросов, вопросов общечеловеческого плана или часто задаваемых современным поколением, и ответ на эти вопросы автора-критика. В этом случае также возникает эффект субъективации: мнение автора-критика выделяется на фоне контекста-вопросов. Еще один вариант – противопоставление себя, собственного мнения читательскому в ситуации смоделированного диалога (И. Роднянская: «Вы не испытываете неловкости? Воля ваша. А вот
Там же. С. 182.
Немзер А. Двойной портрет на фоне заката // Знамя. 1993. № 12. С. 183.
Баткин Л. Вещь и пустота. Заметки читателя на полях стихов Бродского: [Электронный ресурс] // Октябрь. 1996. № 1. URL: http//magazines.russ/october/1996/1/ batkin.html (дата обращения: 25.06.2009).
Агеев А. «Выхожу один я на дорогу…» С. 188.
Знамя. 1990. № 8. С. 228.
Знамя. 1991. № 9. С. 227.
