время свободы самовыражения. С. Чупринин говорит о потере критикой лидирующей роли и в то же время о притоке «свежих дарований в русло, которое в очередной раз поторопились объявить пересохшим»209. Повторяющаяся в статьях характеристика коммуникативной ситуации, в которой оказывается критика 1990-х, – свобода, воспринимаемая, с одной стороны, как желаемая норма для функционирования литературы и критики, с другой, как опасность появления неквалифицированной критики (Л. Лазарев).
Во второй половине 1990-х годов проблема сохранения читателя становится в метакритических статьях общим местом. Метакритика фиксирует дефект коммуникативной цепочки критик-читатель. Так, А. Немзер замечает: «Никто не хочет договариваться о терминах, устанавливать единую систему критериев, читать и описывать “cвои” и “чужие” тексты в рамках более или менее единого подхода»210.
Неслучайно от резко негативных оценок в адрес газетной критики мета-критика переходит к осмыслению причин ее распространения, коммуникативных средств, эффекта востребованности современным читателем. Отрефлексированным оказывается и процесс восприимчивости толстожурнальной критики к сложившейся в газетной критике коммуникативной модели. Так, Н. Иванова («Между…»211), говоря о влиянии газетной критики на журнальную, отмечает как результат этого влияния избавление журнальной критики от обязательности быть «серьезной», ее разукрупнение, повышение увлекательности, а следовательно, ориентированности на реципиента. С. Костырко пишет о естественности представительства критики от лица публики («Критик обращается к читателю как к себе, не делая различия, как один из читателей. Он уважает читателя, и он уважает Литературу»212).
Итак, модель литературной критики, отрефлексированная в статьях журналов «Знамя», «Новый мир», «Октябрь», корректируется по мере осознания кризиса чтения. В первой половине 1990-х годов актуализированным в модели был компонент Критик, меняющий свой статус. Его доминирование объясняется актуальностью в 1990-е годы проблемы личной идентификации/самореализации, вхождением в литературный процесс нового поколения критиков. Во второй половине 1990-х – начале 2000-х годов актуализируется образ реципиента и связка Критик – Читатель. Причина этого – социокультурная ситуация, в которой функционирует критика: сокращение читательской аудитории, потеря внимания к профессиональным, серьезным суждениям толстожурнальной критики.
Процесс самоутверждения критики в журналах «Знамя», «Новый мир», «Октябрь» в период 1992 – 2002 годов осуществляется в трех направлениях: отсечение «чуждых» признаков213; осмысление и переконструирование модели собственной деятельностной; утверждение ценностной иерархии. Для метакритики «Нового мира» и «Знамени» актуально самоутверждение «за счет былых заслуг». В статьях А. Немзера (1991), С. Чупринина (1994), Н. Ивановой (1996), С. Костырко (1996) предшествующий период описан как время активной, социально
Чупринин С. Элегия. С. 190.
Немзер А. История пишется завтра. С. 203.
Новый мир. 1996. № 1 . URL: http://magazines.russ.ru/novyi_mi/1996/1/ivanova.html (дата обращения: 5.08.2009).
Костырко С. О критике вчерашней и «сегодняшней». По следам одной дискуссии: [Электронный ресурс] // Новый мир. 1996. № 7. URL: http://magazines.russ/novyi_ mi/1996/7/ litkri1.html (дата обращения: 21.05.2010).
Заметим здесь, что если в первой половине 1990-х годов процесс отчуждения реализовывался с использованием стратегии разоблачения, то во второй половине десятилетия стратегия обретает качество оппозиционно-аналитической.
