чего-то необычного ввиду очевидного влияния первых на последние, однако, стоит отметить, что в морально-религиозном идеале Руси, который был де факто идеалом аскетическим, не только нашлось место для женщины, но и жизнь этих женщин дает пример бытования философии аскезы в восточнославянской средневековой культуре.
Библиография
Brown P., Between Syria and Egypt. Alms, work and the „Holy Poor” [в:] Faithful Narratives: Historians, Religion, and the Challenge of Objectivity, ред. A. Sterk, N. Caputo, Ithaca 2014, c. 32–46.
Carner D., Wandering, Begging Monks: spiritual authority and the promotion of monasticism, Berkeley 2002.
Castelli E., Virginity and its meaning for women’s sexuality in early Christianity, «Journal of Feminist Studies in Religion» 2/1986, с. 61–88.
Emmett A., Female ascetics in the Greek Papyri, «Jahrbuch der österreichischen Byzantinistik» 32/1982, c. 517–524.
Les apophtegmes des Pères, collection systematique, т. 1, ред. J. C. Guy, Sources Chrétiennes 387, 1993.
Wipszycka E., Ascetyzm kobiecy w Egipcie późnoantycznym: problemy źródłoznawcze i rzeczywistości [в:] Chrześcijaństwo u schyłku starożytności. Studia źródłoznawcze, т. III, ред. T. Derda, E. Wipszycka, Kraków 2000, с. 245–292.
Wipszycka E., Ľascétisme féminin dans l’Égypte de l’antiquité tardive: un sujet difficile. Sur un livre de María Jesús Albarrán Martínez, «The Journal of Juristic Papyrology» 42/2012, с. 337–352.
Григорий Богослов, Собрание творений в 2 т., т. 1, Москва 2000.
Григорий Нисский, Об устроении человека [в:] Творения святого Григория Нисского, т. 1, Москва 1861, c. 76–222.
Григорий Нисский, Послание о жизни преподобной Макрины [в:] Творения святого Григория Нисского, т. 8, Москва 1871, c. 326–373.
Жития святых мучеников Бориса и Глеба и службы им, ред. Д. И. Абрамович, Прага 1916.
Иоанн Мосх, Луг духовный: Достопамятные сказания о подвижничестве святых и блаженных отцов, Москва 2010.
Изборник 1076 года, ред. С. И. Котков, Москва 1965.
Изборник Святослава 1073 года (факсимильное издание), Москва 1983.
История египетских монахов, пер., коммент., вступ. Н. А. Кулькова, Москва 2001.
Кніга жыцій і хаджэнняў, уклад. А. А. Мельнікаў, Минск 1994, с. 25–41.
Митерикон, собрание наставлений аввы Исаии всечестной инокине Феодоре, Москва 1898, 61.
Никольский Н. К., О древнерусском христианстве, «Русская мысль» 6/1913, с. 11–15.
Славяно-русский Пролог [в:] Памятники древнерусской церковно-учительной литературы, Санкт-Петербург, вып. 2, 1896.
Флоренский П. А., Столп и утверждение истины, т. 1(II), Москва 1990.
Women in the Moral and Ascetic Ideal of Old Rus’ (11th-13th centuries)
Both the history of Christianity and its theology suggest that asceticism tends to turn into a kind of art while the ascetic becomes “the artist of God”. The early Christian anchorites, or Desert Fathers (and to a lesser extent Desert Mothers), were the very such artists. They shaped a certain moral and ascetic ideal, which, via Byzantine culture, had a particularly strong influence on the Old Russian mind. It was this type of Christian practical philosophy from which the Old Rus’ Christianity evolved. Some view the philosophy of ascetics as a “dark doctrine” (Nikolay Nikolski), but it had the capacity to perform some culture-forming functions: to shape a new (relative to pagan) religious worldview and to instil a new aesthetic sensitivity. What place did women take in this process? Did the writings available in Old Rus’ at the time (e.g., Life of Maria of Egypt, Paterik) have any female role models? Did they in any way influence either the bookmen or the women of Old Rus’? Does the history of Old Rus’ know examples of women who fit this ascetic and moral ideal? In the end, did these women influence the old Rus’ Christian worldview and the concepts of the Eastern Slavonic Orthodox philosophy? I will try to answer these and other questions in the article.
Kobieta i ideał moralno-ascetyczny dawnej Rusi (XI–XIII w.)
Historia i teologia chrześcijaństwa sugerują, że ascetyka dąży do tego, aby być swoistą sztuką, a asceta „artystą Bożym”. Takimi artystami byli wczesnochrześcijańscy anachoreci, czyli Ojcowie Pustyni (oraz w mniejszym stopniu Matki Pustyni), kształtujący pewien ideał moralno-ascetyczny, który poprzez kulturę bizantyjską wyjątkowo silnie oddziałał na umysłowość staroruską. To właśnie ten typ chrześcijańskiej filozofii praktycznej znalazł w staroruskim chrześcijaństwie kontynuację. Niektórzy nazywają filozofię anachorezy „mroczną doktryną” (Nikołaj Nikolski), ale mogła ona pełnić również pewne funkcje kulturotwórcze – kształtowanie
